Отверженные колониального порядка, обездоленные массы не были заинтересованы в сохранении системы, которая несла им отчуждение, которая выталкивала их на периферию жизни, на позиции маргиналов, отводя им роль простых инструментов, орудий. Эти массы могли воспринять только либертарный проект, но никак не консерваторский. Этим людям нечего было сохранять, напротив - они были заинтересованы именно в переменах, в том, чтобы сломать чуждый им порядок. Их интересы лежали в будущем, еще далеком, но неизбежном будущем, приблизить которое было делом их собственных рук. Само существование этих людей было исторической случайностью: они произошли либо от случайного союза конкистадора и индеанки - союза, обязанного лишь сексуальному порыву завоевателя,- либо от столь же случайной связи хозяина с черной рабыней, либо представляли собой результат разнообразных метисных сочетаний, но всегда были плодом неравенства. Отцы сторонились своих детей, если вообще знали об их существовании. Для своих матерей они были всего лишь стоически переносимой обузой. Метисы, мулаты, комбинации всех рас образовали в Мексике слой, называемый "кастами". Касты не обладали никакими правами при колониальном режиме. Общество отказало им даже в таком обязательном виде формальной защиты, как попечительство, практикуемое в энкомьендах. Не являясь ни законными детьми, ни наследниками, ни подопечными, они вступили в борьбу за независимость, поддерживая своих старших братьев - креолов - и не забывая при этом, что всегда останутся на положении бастардов. Они знали, что в любом случае их ждет положение, заведомо худшее, чем положение креола по отношению к жителю метрополии. Поэтому они не стремились вслед за "двоюродными братьями" заполнить "вакуум власти", оставшийся после отделения от метрополии,- они попросту объявили им войну, решив создать свой собственный порядок. Их порядок нацелен на будущее, на прогресс. Активной частью в эту группу париев вошли и некоторые полноправные креолы, ощущающие себя обойденными судьбой и обществом и также нисколько не заинтересованные в сохранении прошлого, с которым они находятся в отношениях отчуждения; это прошлое было чуждой им историей, в которой они являлись всего лишь инструментом, орудием.
Вся Испанская Америка переживала смену ориентации. Лукасу Аламану, воплощающему идею консерватизма, противостояли Хосе Мария Луис де Мора, деятели Реформы, отстаивавшие идею прогресса. Консерватизм Диего Порталеса вытеснялся республиканизмом Хосе Викторино Ластаррии и Франсиско Бильбао. Теократический католицизм диктатора Габриэля Гарсии Морено имел врага в лице Хуана Монтальво - страстного проповедника либерализма. А оппозицию Хуану Мануэлю де Росасу составляли Доминго Фауститго Сармьенто, Хуан Баутиста Альберди и другие представители поколения, утверждавшего ценности цивилизации в борьбе с силами варварства. И так было во всей нашей Америке: консерваторскому проекту противостоял проект цивилизаторский, выдвигавший в качестве образца для подражания Соединенные Штаты. При этом имелось в виду не адаптировать данную модель к латиноамериканской действительности, как предлагал Сервандо Тереса де Мьер, но возможно более точно воспроизвести, скопировать его. Приверженцы цивилизаторского проекта исходили из того, что все беды Латинской Америки - хаос, анархия, военно-политические поражения - порождены не разгулом якобинства, но наследием колониального, иберийского прошлого, все еще тяготевшего над американской действительностью. Стало быть, чтобы изменить положение, следовало покончить с прошлым, уничтожив его. Предстояло уничтожить народ Америки, заменив его порочные, анархичные кровь и мозг на новые и создав новый народ.
Итак, цивилизаторский проект оказывался копией, слепком с западного колонизаторского проекта, в котором идея цивилизации выступала одновременно целью и оправданием неоколониализма. В то же время сама колонизация представала в некотором роде регенерационной акцией, осуществляемой в интересах самих колонизуемых, которые таким образом получали возможность подключения к цивилизации. Альфонс де Ламартин писал, что, по его мнению, великие колонизации необходимо входят в политические системы, которые в нашу эпоху определяются Францией и всей Европой. Восток тянет нас к себе, объяснял он, а отсутствие внутренних возможностей делает колонизацию необходимым выходом для растущего населения. Устами Ламартина говорила Европа, несущая свою кровь и свою культуру для регенерации остальной части планеты. Таким образом, колонизация была и осталась орудием универсализации цивилизаций. Наилучшими примерами в этом смысле оказывались Греция, Рим, Испания, Франция, Англия и Голландия. Колонизация, продолжает Ламартин, не создает немедленного богатства, но она побуждает к деятельности, предохраняет общественный организм от слабости и увядания, предупреждает накопление избытка сил, которые, не находя себе применения, рано или поздно взрываются революциями или другими катастрофами.
Подобная задача по силам только Европе, впечатляющим подтверждением чему предстают Соединенные Штаты: в этой стране воплотились два проекта, осуществились две задачи, которые ставила перед собой Европа как проводник цивилизации. И по сути дела, то же самое имел в виду Ламартин, когда писал, что вверить дела и жизнь Африки арабским князьям означало бы доверить цивилизацию варварству.
Цивилизация и варварство - такова антиномия, провозглашенная в Испанской Америке, с помощью которой утвердился порядок, долженствующий покончить с хаосом, порожденным испанской же колонизацией. Когда перед Францией встала проблема, связанная с ее дальнейшим пребыванием в Алжире, тут же раздались и голоса, утверждавшие необходимость продолжения цивилизаторской миссии в Африке. "Какая пагубная,- писал Ламартин,- какая антинациональная, антиобщественная и бесчеловечная мысль - и мы должны отбросить ее, как отбросили бы всякую мысль, связанную с позором или преступлением,- мысль о том, чтобы отказаться от нашей миссии и нашей славы; это означало бы предать само Провидение, сделавшее нас своим орудием в самом справедливом из когда-либо осуществлявшихся завоеваний; это означало бы презреть кровь героев, пролитую в наступлении на варварство"*.
* (Цит. по: El anticolonialismo europeo, Ed. Alianza. Madrid, 1972, p. 292 - 297.)
В одном из своих выступлений периода Второй респуб лики Виктор Гюго с присущей ему страстностью говорил о необходимости цивилизаторской миссии, которую осуществляла Франция и другие страны Европы по отношению к нецивилизованной части земного шара. В частности, он живописал, что сталось бы с миром, если бы эпоха завоеваний началась на три десятка лет раньше. "Вы знаете, что бы произошло тогда? - вопрошает он и отвечает: - Лик земли был бы другим. Мы соединили бы реки, прошли насквозь горы и прорезали перешейки, покрыли бы железными дорогами оба континента... были бы построены города, на месте рифов воздвиглись бы форты; мы вернули бы Азию цивилизации, а Африку - человеку. По всей земле обильно потекло бы богатство, и всеобщий труд заставил бы рассеяться нищету. А знаете, что исчезло бы месте с нищетой? Революции! Да, мир стал бы другим! место того чтобы рвать друг друга на части, люди могли бы мирно расселиться по всей подлунной! Вместо того чтобы заниматься революциями, мы бы занимались колониями! Вместо того чтобы нести цивилизации варварство, мы бы несли варварству цивилизацию!" В другом месте Гюго обрушился на генерала, посчитавшего захват Алжира не очень выгодным предприятием. "Как! К этому сводить завоевание клочка земли, который именуется "житница римлян"? Я, однако же, полагаю, что несмотря на то, о чем вы говорите, наш поход - дело великое и успешное. Это сама цивилизация, выступившая против варварства. Это сам просвещенный народ несет свет цивилизации народу, прозябающему в темноте. Мы - греки современности, и нам надлежит вознести свет над нашим миром. И я пою осанну в честь того, что мы верны своей миссии. Вы думаете иначе, и это естественно. Вы рассуждаете как солдат, как человек действия, я же рассуждаю как философ и как мыслитель"*.
* (Цит. по: Ibid.)
Итак, цивилизация против варварства. Образцом цивилизации в Америке представлялись Соединенные Штаты, где европейский человек выполнил предназначавшуюся ему миссию. Стало быть, то, что свершилось в Соединенных Штатах, могло осуществиться и в Америке иберийской, латинской,- для этого следовало лишь освободиться от ошибок, оставленных колонизацией. Предстояло чистить народы Испанской Америки, изменить их сущность, иначе говоря, очистить и изменить их мышление, с тем чтобы цивилизация возобладала в них над варварством. А проявления варварства многочисленны: это и варварство индейцев, африканцев, превращенных в рабов, и, конечно, метисов, и варварство, оставленное в наследство самим испанским колонизатором, чье варварство было побеждено в метрополии европейской цивилизацией. Истинная цивилизация есть последовательное отрицание всех этих проявлений варварства, и образцом этой последовательности виделись опять-таки Соединенные Штаты. Поэтому цивилизаторский проект Латинской Америки основывался на цивилизаторских принципах, выработанных западным миром, а образцом для него остается великая империя Северной Америки. Латиноамериканцы ставят перед собой задачу реколонизации своей собственной Америки. Они вознамерились осуществить у себя то, что делала Европа по отношению к народам Азии и Африки, а Соединенные Штаты - по отношению к собственным индейцам на своем Диком Западе. Реколонизация Америки в соответствии с колонизаторским проектом означала регенерацию расы и ее сознания с помощью массовой иммиграции и распространения образования. Сделать из каждой страны Испанской Америки маленькие Соединенные Штаты, а каждого испаноамериканца - прагматичным "южноамериканским янки", как заметил один мексиканец,- такова была цель цивилизаторского проекта. Только таким способом и предполагали испаноамериканцы покончить с собственной анархией, а равно и предупредить попытки народов, принадлежащих миру цивилизации, распространить ее насильно на народы Испанской Америки. Естественно, что осуществление испаноамериканцами цивилизаторского проекта должно было протекать при непосредственном участии и руководстве самого лидера цивилизации - Европы, западного мира, чей конкретный опыт испаноамериканцы обязывались с точностью воспроизводить и чьи рекомендации свято соблюдать.
Как уже говорилось, роль Соединенных Штатов в концепции цивилизаторского либерализма оказывалась существенно иной, чем в консерваторском проекте. Так, поражение Мексики в американо-мексиканской войне 1847 г. адепты либерализма объясняли той же причиной, которую приводил еще Лукас Аламан,- царившей в стране дезорганизацией. Вина же за эту дезорганизацию возлагалась на испанское наследие. Поэтому цивилизаторский проект не только не отвергал североамериканский образец, но и стремился внедрить его, рассчитывая, таким образом, уравнять свою страну с вчерашним и, возможно, будущим агрессором. Решение проблем Мексики виделось уже не в прошлом, но в будущем, которое должно быть спланировано в соответствии с нормами, позволившими Соединенным Штатам превратиться в могучее государство, одержавшее победу над дезорганизованными мексиканцами.
В 1848 г. либеральная газета "Эль сигло XX" ("20 век") писала в своей передовой: "Сокращение территории нашей республики, перенос границ в пользу Соединенных Штатов, аннексировавших согласно мирному договору наши земли,- все это говорит о необходимости серьезнейших реформ в нашей политике и в различных административных сферах". Реформы, о которых пишет газета,- это те средства, при помощи которых мексиканцы могли бы рассчитывать подняться до уровня своего могучего и опасного северного соседа. Свое поражение в столкновении с Соединенными Штатами мексиканские либералы объясняли различием в конечных целях, проектах, существовавшим между Мексикой и США. Соединенные Штаты, полагали они, всего лишь усовершенствовали полученное ими наследие: им ни к чему было отказываться от своего прошлого, ибо в этом прошлом коренилась причина их потрясающего развития. Иначе обстояло дело с мексиканским народом, формирование которого происходило в лоне культуры, переживавшей упадок, вые магистрального пути современной цивилизации, ведущего к бесконечному прогрессу. Создавшееся положение и надлежало исправить путем перевоспитания мексиканского народа и перестройки важнейших политических и социальных институтов. И - в противоположность призывам Лукаса Аламана - выдвигалась задача приобщиться к духу, вдохновлявшему народ Северной Америки. "В чем секрет такого удивительного процветания соседней нации?" - спрашивал автор вышеупомянутой статьи. И сам же отвечал: секрет - "в духе ассоциации". "За короткий период времени, прошедший с момента завоевания независимости, эта страна стала на уровень самых развитых государств Европы. Вся Северная Америка пересечена железными дорогами и каналами, коммерческая активность ее городов поразительна, обширные сельскохозяйственные угодья добротно возделаны, и уж само собой разумеется, что индустриальная жизнь ее бьет ключом, а капиталы находятся в постоянном движении. Капитал этой страны множится, богатые имеют прирост, а народ - работу". И все это объясняется духом ассоциации, духом самого народа Северной Америки. Здесь "не бывает мертвого капитала, как не бывает капитала маленького или даже незначительного, ибо конкуренция разных капиталов делает все их в равной степени продуктивными"*.
* (Позиция политических деятелей и мыслителей Испанской Америки по отношению к Соединенным Штатам Америки сформировалась в результате взаимодействия ряда исторических факторов. Борьба английских колоний в Северной Америке за независимость (1775 - 1783 гг.) способствовала развитию освободительного движения в испанских колониях Америки на рубеже XVIII - XIX вв. Экономическая свобода и демократическая конституция США рассматривалась мировой просветительской мыслью как реализация идей прогресса. Поскольку материально-экономический прогресс и политическая стабильность выступали первоочередной, настоятельной задачей молодых, только что освободившихся испано-американских республик, пример Соединенных Штатов казался в начале XIX в. вдохновляющим. Ориентация на опыт Соединенных Штатов стала основной установкой позитивистской мысли Латинской Америки в середине XIX в. В ее рамках выстраивалась антитеза Испания - США, служившая неким инструментом осмысления судьбы Латинской Америки. С Испанией она была связана исторически, с США - географически. Испания, ее наследие, были отрицаемым прошлым; Соединенные Штаты - моделью будущего. (Не забудем, что многие европейские мыслители прошлого века также оптимистически расценивали опыт этой не обремененной наследием феодализма капиталистической страны.)
Вместе с тем именно в Латинской Америке ранее всего были осознаны угрожающие последствия процветания самой молодой капиталистической страны. Еще в 1824 г. С. Боливар предсказал опасность агрессии США для республик Латинской Америки. Она не замедлила подтвердиться, и ее первой жертвой стала Мексика (отторжение Техаса, американо-мексиканская война 1846 - 1848 гг., закончившаяся потерей Мексикой значительной части своей территории). Когда к концу XIX в. США сформировались в мощную империалистическую державу, X. Марти (за три года до испано-американской войны 1898 г., открывшей эпоху империалистических войн) выступил с предупреждением о неизбежности экспансии со стороны США на земли "нашей Америки".
Хусто Съерра (1848 - 1912) - писатель, политический деятель Мексики.)
Итак, предстоит перевоспитать мексиканцев, реорганизовать страну, словом, совершить целую революцию во имя того, чтобы Мексика смогла одним скачком встать на рубеж, к которому Соединенные Штаты подошли путем простой эволюции унаследованного культурно-исторического прошлого. Мексика не могла ждать результатов собственной эволюции, которая подняла бы ее до необходимого уровня: события 1847 г. потребовали ускорения этого процесса и приходилось решаться на скачки, чтобы пройти расстояние, которое Соединенные Штаты уже прошли шагом. В этом суть реформ, предлагавшихся либеральным движением. Не без основании писал Хусто Сьерра*, что" "Мексика знала две революции: одну - за независимость,, другую - за реформы. ...Эта вторая революция была порождена североамериканским вторжением, показавшим неспособность привилегированных классов спасти родину и несостоятельность общества, едва ли имеющего право называться нацией. С точки зрения истории обе революции представляют собой проявления одной и той же общественной потребности: сначала освободиться от Испании,. а затем освободиться от колониального режима. Это два этапа одного и того же процесса формирования нации и ее самосознания". И в другом месте: "По соседству с нами обитает фантастическое многоликое животное, вечно ненасытное и всегда готовое наброситься на нас и поглотить. ...Получилось так, что перед лицом этого чудовища латиноамериканцы оказались словно призванными подтвердить Дарвинову теорию, хотя в этой борьбе за существование все шансы были против них". Как же быть? Остается перенять дух практицизма, свойственный этой нации, пишет Хусто Сьерра, "остается превратиться в янки по другую сторону Северной Америки"**.
* (Порфирио Диас (1825 - 1915) - президент Мексики в период 1877-1911 гг. (с небольшим перерывом).)
** (Цит. по: Zea L. Del liberalismo a la revolucion.- In: Dos ensayos, Universidad de Carabodo. Valencia, Venezuela, p. 24 - 25, a также: El positivism© en Mexico.)
Доминго Фаустино Сармьенто также видел в Соединенных Штатах образец, которому должна последовать Южная Америка, если она хочет стать на путь прогресса, Следование, вернее, подражание касалось прежде всего процесса колонизации. Надлежало самим предпринять реколонизацию Южной Америки, дабы упредить попытки колонизации со стороны чужих держав. "Поскольку есть немало наций, ощущающих необходимость экспансии,- пишет Д. Ф. Сармьенто,- не логично ли предположить, что у них появится мысль о реколонизации нашей вечно отстающей Америки в своих интересах, даже если мы, американцы, здесь, а все остальное человечество - там, за океаном, и усомнимся в действенности подобных мер"*. Как должны были бы поступить мы, южноамериканцы, чтобы не оказаться столь убогими, что за три десятка лет нас даже не вспомнят, а с другой стороны, чтобы не суметь дать отпор попыткам реколонизации со стороны тех, то полагает, будто эта часть континента, состоящего при европе, не достаточно освоена?"**. Ответ на этот вопрос дают Соединенные Штаты, которые, достигнув своей независимости, осуществили реколонизацию собственной территории и колонизацию тех земель, которые они посчитали необходимыми для своего роста. Короче говоря, надо справить дурно сделанное, переделать, перестроить то, то было создано испанской, европейской колонизацией: Будем выпрямлять извилистые пути, среди которых европейская цивилизация заблудилась на пустынных просторах нашей Америки. Узнается дерево по плодам его: вевелики плоды эти, зачастую горьки и всегда - редки числом... Южная Америка,- прорицает Сармьенто,- останется позади, она перестанет играть свою роль филиала современной цивилизации. Нам не остановить Соединенные Штаты в их развитии, как кое-кто предполагает у нас. Наше дело - догнать Соединенные Штаты. Станем единой Америкой, подобно тому как море едино с океаном. Станем Соединенными Штатами"***. Даже Хуан Баутиста Альберди, выступая с критикой клерикального засилья колониальной системы воспитания, писал: "Могут ли церковники привить нашей молодежи торгово-промышленные навыки, которыми должен отличаться будущий южноамериканец? Им неоткуда взять тот жар активности и предпринимательства, который способствовал бы становлению настоящего янки Южной Америки"****.
* (Sarmiento D. F. Conflicto у armonia de las razas en America, Editorial Intermundo. Buenos Aires, 1946, p. 354.)
** (Ibid., p. 355.)
*** (Ibid., p. 357.)
**** (Аlbеrdi J. В. Bases у puntos de partida para la organizacion politica de la Republica argentina, Ediciones Depalma. Buenos Aires, 1964, p. 31.)
|
© SokratLib.ru, 2001-2018 При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку на страницу источник: http://sokratlib.ru/ "Книги по философии" |